– Вы вернетесь сегодня ночью?
– Есть самолет через полчаса. Но лучше рассказать все сейчас, чем в середине ночи, когда я прилечу.
– Я проснусь. И кстати, Уолт, что вы сказали Юнис и Линни, зачем я ездил в Сан-Франциско?
– Я сказал, – он откашлялся, – что у вас там незаконченные дела.
– Какие дела?
– Ну... ну... вроде как с дамой.
– Спасибо, – саркастически поблагодарил я. – Вы настоящий друг.
Что-то похожее на смех донеслось до меня, когда я вешал трубку.
За обедом Линни и Юнис оживленно болтали между собой, я не слушал, мысленно планируя завтрашний день. После кофе мы вежливо распрощались и разошлись. В одиннадцать я поехал к ферме Орфей забрать пленку с записью дневных разговоров и вставить в магнитофон новую.
Уолт пришел ко мне в номер, когда я перематывал пленку, и мы вместе прослушали разговор Оффена с Маттом, а потом с Йолой.
С нашей точки зрения, Йола звучала лучше, ее сердитый женский голос хорошо пробивался из трубки, и легко было представить, как дядя Бак отставляет трубку на несколько дюймов от уха, чтобы защитить барабанные перепонки.
Он всячески пытался успокоить ее:
– Матт говорит, что могло быть хуже. Иногда эти вандалы разливают в домах патоку, варенье и даже нечистоты.
– Мне он сказал, что весь дом обсыпан мукой... Понадобятся недели, чтобы все отчистить.
– Но ведь пылесосом можно быстро все убрать, правда? Мука не воняет и не прилипает.
Но она не хотела, чтобы ее утешали, и он напомнил, что деньги в сейфе не тронуты и норковая накидка не украдена.
– Но Матт говорит, что она стала белой, – возразила Йола.
– Муку легко стряхнуть... Мукой даже чистят мех.
– Вы не понимаете.
– Я все прекрасно понимаю, Йола, – терпеливо успокаивал ее Оффен. – У тебя такое чувство, будто запачкали тебя, а не твой дом. Тебе кажется, что ты стала грязной, ты возмущена и хочешь растоптать этих подонков. Я прекрасно понимаю тебя. Когда твоя тетя Эллен была жива, у нас здесь тоже побывали воры. Они украли ее кольца, и она говорила, что у нее такое чувство, будто ее изнасиловали.
Они еще долго говорили в таком же духе о подонках, разгромивших дом. Уолт вскинул брови и заметил, что, на его взгляд, я взял разумный реванш за удар по голове.
Мы оба, зевая, дослушивали пленку. Последние полчаса Оффен диктовал слуге свои планы и распоряжения на завтра. И в его голосе я не услышал ни тревоги, ни озабоченности, что меня порадовало. Напуганные люди удваивают меры предосторожности.
Уолт пошел спать, а я, хотя всю прошлую ночь не сомкнул глаз, проснулся через три часа. На потолке пестрыми призмами отражались цветные фонари перед входом в мотель. Я смотрел на потолок, пытаясь составить из них забавные силуэты, пытаясь любыми уловками отвлечь сознание от погружения в преисподнюю. Шевелилась в голове вялая мысль: какое имеет значение, если я не закончу охоту на лошадей? Если Шоумен и Оликс произведут еще пару жеребят, какое это имеет значение? Ведь это абсолютно неважно. Мошенничество, воровство, попытка убийства... кого это волнует?
Пояс с пистолетом лежал на стуле в другом конце комнаты. Не похоже, чтобы Клайвы или Оффен ночью подкрались ко мне, а мои обычные враги остались на востоке, за шесть тысяч миль отсюда. Единственная опасность таилась во мне самом, я сам себе смертельный враг. Рассуждения о том, что, ложась в постель без оружия, я избавляюсь от магнетического искушения воспользоваться им, сегодня ночью терпели очевидный крах.
Еще один день, в конце концов решил я. Можно потерпеть всего лишь один день. Если каждую ночь говорить это себе, можно ухитриться пройти весь маршрут.
Рассвет постепенно приглушал сияние цветных фонарей, потом их выключили. Я принял душ, побрился и подумал, что мне приходилось видеть мужчин, выглядевших здоровее, чем тот, что отражался в зеркале.
В восемь тридцать, когда я допивал апельсиновый сок, пришел Уолт.
– Вам нужно хорошенько поесть, – заявил он, изучая мое лицо.
– Я не чувствую голода.
– Пойдемте со мной вниз, вместе поедим. – Он перевел взгляд на окно.
– Подожду вас здесь, – покачал я головой.
Но Уолт не пошел один, а заказал в номер горячие булочки, яйца и кофе. Пока он завтракал, мы обсуждали предстоящие дела.
– Сэму Хенгельмену понадобится два с половиной дня, чтобы добраться до Кингмена, – сказал я.
Уолт кивнул с полным ртом.
– Он отправится сегодня утром. Я позвонил ему вчера после вашего звонка из Лас-Вегаса, – продолжал я. – Он поведет фургон сам и приедет один. Это, конечно, займет больше времени, но с точки зрения секретности операции так будет гораздо лучше.
– Вы сказали ему, что это еще одно похищение? – с сомнением спросил Уолт.
– Я договорился с ним, – улыбнулся я, – что он должен приехать и забрать лошадь, принадлежащую Дэйву Теллеру. Сэм спросил, собираемся ли мы забирать эту лошадь тоже ночью и в пустынном месте. На это я ответил, что, вероятно, именно так и получится.
– И он не отказался?
– Он просто заметил, что не возражает заработать легкие деньги, если я гарантирую ему, что он не попадет за это в тюрьму.
Уолт вытер салфеткой желток с подбородка.
– А он может попасть в тюрьму?
– Я не стал его уверять, что это невозможно, а сказал, что ставка тысяча к одному. И он возразил, что тысяча долларов против одного шанса попасть в тюрьму его не устраивает.
– А за сколько он готов попасть в тюрьму? – засмеялся Уолт.
– За полторы тысячи, плюс обычная плата за услуги, плюс дорожные расходы.
– Неплохо за неделю работы. – Уолт задумчиво размешивал сахар в кофе. Потом испытующе спросил: – А сколько получите вы?